Прочитав с глубочайшей печалью и сожалением нападки, сделанные Уильямом Джаджем на Анни Безант, которым не может быть оправдания, я сочла своим долгом, как одного из старейших членов Теософического Общества и как человека близко знакомого с его лидерами и с его внутренней историей, выступить и раскрыть его членам несколько известных мне фактов, которые я до сих пор держала при себе.
Благодаря шести годам, проведенным с мадам Блаватской, в течение которых я жила с ней в самом близком контакте, мне стало известно многое из того, что неизвестно другим. И я глубоко чувствую необходимость сообщить членам Общества некоторые из тех слов, что Блаватская сказала мне, которые могли бы осветить некоторые из сложностей, вызванных недавними событиями.
Во время жизни в Вюрцбурге и Остенде Елена Петровна Блаватская была в постоянной переписке с некоторыми европейцами и американцами, которые в то время были под её обучением. Я знала, что мистер Джадж был одним из её учеников. Впервые я встретила его в Ангьене, как было упомянуто в моих воспоминаниях о Е.П. Блаватской, и я, чувствуя личную к нему дружбу, спросила Блаватскую: «Не будет ли он тем, кто заменит её, когда она нас покинет?» Её ответ был — нет, он никогда не смог бы стать её приемником. Она была высокого мнения о его знаниях как юриста, также о его замечательных организаторских и деловых способностях. Всё это она предчувствовала заранее, потому что они еще не вступили в игру, и всё же с оккультной точки зрения он никогда бы сильно не продвинулся в этой жизни, потерпев неудачу при одном из испытаний, поставленных на его оккультном Пути. Затем она добавила: «Бедный Джадж, он сам себе худший враг».
В другой день она позвала меня в свою комнату и показала мне письмо, написанное ей Джаджем. Оно начиналось его собственным почерком, который внезапно изменился на почерк Блаватской. Имитация была так совершенна, что я не могла найти ни единого изъяна. А затем он опять продолжил своим собственным почерком до конца письма. Пораженная, я посмотрела на Блаватскую и сказала: «Но ведь определенно это очень опасная способность?» На что она ответила: «Да, но я не верю, чтобы Джадж стал использовать её для злых и неправильных целей». Я повторила это Джаджу, а он это отрицал. Полковник Олкотт сказал мне, что у него есть письмо, написанное Джаджем, содержащее имитацию нескольких подписей.
Блаватская всегда мне говорила, что её преемником должна стать женщина, и это задолго до того, как Анни Безант стала членом Теософического Общества. Она предпринимала разные попытки с разными людьми, надеясь найти такого, но совершенно не достигла успеха. Так что была страшно подавлена и упала духом, сказав: «Никого не остаётся занять мое место, когда я уйду». И только когда к нашему движению присоединилась Анни Безант, её надежды возродились. По всей видимости, она чувствовала, что в ней найдет преемницу. Блаватская сказала мне это, но будучи разочарована предыдущими неудачами, я решила быть настороже и не принимать Анни Безант, пока не смогу полностью убедиться в её честности и отсутствии корыстных интересов. Я думала, что вполне возможно, что она была честолюбивой женщиной, вступившей в Теософическое Общество с мыслью управлять им и получить его в свои руки. Так что я пристально за ней наблюдала, подвергая критике каждое её действие с этой точки зрения. Но, наблюдая её жизнь ежедневного самопожертвования и непрерывных усилий по преодолению собственных ошибок и недостатков, как она воспитывала себя «железной рукой», и с какой несгибаемой силой воли она преодолевала одно препятствие за другим, я была вынуждена признаться себе, что мои подозрения были ошибочными и несправедливыми.
Однажды я увидела Анни Безант в облаке света — цвета Учителя. Он стоял рядом с ней, возложив руку на её голову. Я вышла из комнаты, быстро пошла к Блаватской, и обнаружив, что она одна, рассказала ей то, свидетельницей чего стала, и спросила её, было ли это знаком того, что Учитель выбрал Анни Безант в качестве её преемницы. Блаватская ответила: «Да» и была рада, что я это видела.
И ещё раз однажды вечером, когда я сопровождала Безант в небольшом зале в Лондоне, где она выступала с лекцией перед рабочими, внезапно рядом с ней появился Учитель, и она заговорила с таким красноречием, которого я никогда не слышала от неё раньше. Оно исходило из неё подобно вихрю духовной силы. Могу добавить, что с тех пор здесь в Индии я получала дополнительные доказательства того, что она находится в прямом сообщении с Учителем.
В последний год жизни Блаватской, когда она жила на Авеню-роуд, Анни Безант каждый вечер проводила с ней какое-то время, чтобы получить от нее оккультное учение. Однажды Блаватская сказала ей отправиться в Америку и в вечер её отъезда позвала меня в свою комнату. После нескольких слов приветствий и напутствий мне, она информировала меня, что Безант отправилась в Америку, чтобы передать послание от Блаватской Американской секции и лучше познакомиться с Джаджем из-за его организаторских способностей. Он мог быть очень полезен в экзотерической работе Общества, поэтому им было бы хорошо работать вместе. Затем, обратившись ко мне, Блаватская сказала: «Учитель действительно напрямую сообщается с Анни Безант. Её развитие в этой жизни очень быстрое, это внезапный прорыв через оболочку всего развития и всех знаний, полученных ею в прежних жизнях оккультизма». Блаватская продолжила: «Скоро Анни будет очень близка к Учителю и вы сможете на неё положиться». Затем Блаватская продолжила говорить о других учениках, но в части этого мои уста будут запечатаны.
В подтверждение сказанного я процитирую письмо, написанное Блаватской Джаджу, от 27 марта 1891 г., копию которого я имею. В этом письме Блаватская говорит об Анни Безант как о «человеке чести и душе бескомпромиссно правдивой», и описывает её сердце как «единый цельный алмаз, столь прозрачный, что каждый сможет видеть, как он наполнен до краев чистой неиспорченной теософией и энтузиазмом». «Бескорыстие и альтруизм, — продолжает Блаватская, — это имя Анни Безант, но для меня она Хелиодора — имя данное ей Учителем, и с ней я его использую, оно имеет глубокое значение. Лишь несколько месяцев она изучает со мной оккультизм в самой внутренней группе Эзотерической Школы, и всё же она значительно опередила всех остальных. Она ни в какой мере не психист и не спиритуалист. Всё интеллект,* и тем не менее, она слышит голос Учителя, когда она одна, видит его Свет, и узнает его голос, отличая от голоса Д______. Джадж, она самая удивительная женщина, моя правая рука, моя преемница. И когда я буду вынуждена покинуть вас, она моя единственная надежда в Англии, как Вы моя единственная надежда в Америке.» (Все курсивы в этой цитате не мои, а поставлены самой Блаватской). В этом письме Блаватская также сочла необходимым предупредить Джаджа против легкого и неуместного разговора об оккультизме и Учителях в присутствии Анни Безант, и в общем против «малейшего преувеличения или отклонения от фактов».
__________
* Блаватская сказала мне, что именно через интеллектуальный план Анни Безант перейдет на духовный план.
Странно, что Джадж, имея это письмо, попытался в своем памфлете приуменьшить заслуги Анни Безант, намекая, что у нее было лишь пять лет подготовки, тогда как Блаватская определенно говорит ему, как быстро она продвигалась, и что он так упирает на то, что она не является наставницей, тогда как Блаватская назвала её своей преемницей.
Джадж однажды признал существование этого письма, зачитав часть его на небольшом собрании наших членов на Авеню-роуд вскоре после ухода Елены Петровны Блаватской. Я также знаю, что некоторые из американских членов Теософического Общества в курсе существования этого письма.
В своем памфлете Джадж ссылается на очень важную роль, которую он играл в Америке в связи с теософическим движением, особенно в формировании Эзотерической секции или, как она позже была названа, Восточной Школы Теософии. У меня имеется копия письма Блаватской одной к американке, где она просит её, не могла ли бы она возглавить теософическое движение в Америке, потому что Блаватская боялась, что Общество в Америке развалится, т.к. там некому было для него работать. Но она отказалась принять это предложение.
В своих воспоминаниях я упоминала, что Блаватская уже говорила мне об Эзотерической секции, когда мы были с ней в Остенде. Затем в Англии она попросила меня набросать некоторые правила, но найдя задачу очень трудной, я посоветовала ей обратиться к Джаджу, поскольку, благодаря тому, что он был юристом, его широкий опыт ему бы помог. Она так и сделала, и получив от Джаджа проект предлагаемых им правил, свободно обсуждала их почти со всеми, кто к ней приходил. Даже нового члена, только что вступившего в Общество, она попросила внимательно их прочитать и высказать свое мнение. Он исполнил её пожелание и сделал предложение по изменению одного из правил, которое Блаватская приняла.
Теперь что касается заявления Джаджа о том, что он был членом внутренней группы Эзотерической секции с 1891 года. Членам Теософического Общества может быть интересно узнать обстоятельства, при которых он пробился в эту группу. А именно, он изготвил одно из тех посланий, которое Анни Безант позже отвергла как не подлинное, и как раз благодаря авторитету этого послания члены внутренней группы и позволили ему вступить в нее без принятия обычного для этого Обета. Что до меня лично, это послание меня всегда озадачивало, ведь Блаватская говорила мне о прежних неудачах Джаджа в оккультизме. Что же касается Джаджа как наставника, я не могу сказать ничего другого, кроме того, что с тех пор как я его знаю, я никогда не получала от него никаких учений, которых бы ранее не знала от Блаватской, тогда как через Безант я узнала много того, что было не известно мне раньше. Я всегда с удовольствием слушала лекции Джаджа, потому что у него были очень большие способности представлять сложные истины ясным языком, и Блаватская очень высоко ценила эту его способность, как свидетельствуют многие её письма к нему. Но это не изменяет фактов, упомянутых ранее.
Блаватская несомненно искренне любила Джаджа, хотя он не всегда оказывался достойным этого. Я помню, насколько горьки были её чувства в Вюрцбурге, когда он не встал на её защиту от нападок Общества Психических Исследований. Если бы он обладал той преданностью ей, которую теперь провозглашает перед миром, то прочитав ту книгу, в которой её так жестоко обвиняют и поносят, он бы непременно встал на её сторону и постарался, используя свои огромные способности, свою преданность и присутствие, исцелить некоторые из кровоточащих ран, нанесенных её сердцу. Я никогда не забуду этих дней мучений Блаватской, как она чувствовала себя брошенной всеми теми, кто провозглашал такую ей преданность. Как однажды она патетически сказала, «Если бы был хоть один человек, у которого бы нашлась смелость выйти вперед и защитить меня, как он защищал бы свою собственную мать, подвергнувшуюся столь же грубым нападкам, всё течение Теософического Общества изменилось бы». Для Общества это был критический момент, а Блаватскую оставили одну, с её болью и отчаянием. Да, я была с ней и делала то немногое, что могла для неё сделать, и Блаватская никогда об этом не забывала. Я всегда буду с благодарностью помнить то доверие, которое она мне оказала столь многими способами, и буду свидетельницей её слов и пожеланий так долго, пока жива.
Блаватская носила кольцо с печатью, которому придавала большую важность. Она часто говорила мне, что это кольцо должно быть вручено её приемнику, и что его свойства весьма магнетичны. Когда Блаватская умерла в Лондоне, мне сообщили, что кольцо было передано Анни Безант по её ясно выраженным указаниям, и я знала, что Безант стала её преемницей.
Вскоре после кремации тела Блаватской я была поражена, услышав, что Джадж производил феномены. Блаватская определенно сказала мне, что дни феноменов прошли. Я никогда не забуду светлое, счастливое выражение её лица, и как она была рада тому, что её освободили от производства феноменов. Она сказала, что как будто невыносимый груз свалился с её плеч. Затем она сказала, что Учитель объяснил ей, что Теософическое Общество прошло через физическую фазу, т.е. его образование, и через психическую фазу, т.е. фазу оккультных феноменов, а сейчас вступает в интеллектуальную фазу, прежде чем достигнет духовной. Я спросила её: «И что, Учителя теперь уже никогда не будут сообщаться с людьми через осажденные письма?» Она ответила: «В некоторых очень редких случаях будут, когда нужно дать указания, а человек окажется столь плотным, что нельзя будет воспользоваться никакими другими средствами коммуникации». Так что представьте моё крайнее удивление, когда я услышала о письмах, которые свободно получают и они прямо лавиной идут через Джаджа. Мне показалось, что через наше Общество как будто проносится психический водоворот, а я не в силах ничего сделать, и мне оставалось лишь терпеливо ждать и замечать всякое происходящее событие, зная, что как в прошлом, так и в будущем ничто неправедное не может с Теософическим Обществом случиться, не будучи вынесенным на свет; каждый бутон, будь то зла или добра, должен расцвести. По-видимому, у Блаватской тоже было предчувствие, что Общество ждет кризис: она часто говорила мне, что впереди нас ждут трудные времена и что, возможно, будут общие беспорядки, которые постигнут всё теософическое движение.
Когда в октябре 1893 года я плыла в Индию, Анни Безант на борту парохода сообщила мне, что её ждет ужасное испытание, что Учитель ей прямо сказал, что полученное ею от Джаджа сообщение, якобы пришедшие прямо от Учителя, не было подлинным. И что затем он сказал ей, что Теософическое Общество нужно очистить от этого обмана, и что, возможно, ей придется принять к этому меры. Безант было очень больно и она всем сердцем жалела Джаджа, никогда не коря его за то, что он её обманул, хотя глубоко осознавала неблагодарную роль, которую он заставил её сыграть, из-за чего она стала каналом, через который другие введены в заблуждение. Я спросила её, будет ли она сразу действовать? Она ответила, что указания были ждать, пока она не увидит свидетельство.
Затем мы прибыли в Адьяр на съезд и там обнаружили нескольких членов в состоянии сильного смятения. Они обсуждали обвинения, и было общее желание тут же сделать их публичными. Был образован комитет, на котором присутствовала и я. И после дискуссии Безант сказала, что считает, что будет нечестно выдвигать это обвинение публично против Джаджа, когда его здесь нет, чтобы защититься. Затем она предложила передать дело в её руки, её убедил сделать это Олкотт, сказав, что раз такие серьезные обвинения выдвинуты против вице-президента Теософического Общества, для хорошей репутации Общества абсолютно необходимо, чтобы он мог полностью очиститься от этих обвинений.
Всем членам Теософического Общества результаты этого известны — как Джадж убедил комитет закрыть дело, не входя в рассмотрение свидетельств, тем освободившись от дилеммы, в которую его поставили, и не очистив себя от обвинений,* ибо они до сих пор остаются без ответа, пятная репутацию Теософического Общества, потому что уклончивые ответы, которые он отправил в «Вестминстер газет» и в «Нью-Йорк сан», ни в каком смысле не могут быть названы удовлетворительными.
__________
* См. «Листы старого дневника», т. V, гл. XII. — Прим. пер.
Я встретила Джаджа в Нью-Йорке по его возвращении в Америку после европейского съезда и была потрясена переменой в его внешнем виде. Бессонница и страдание оставили на нем свою печать, и он выглядел страшно удрученным. Мне казалось, что полученный им урок был столь суровым, что поддельные сообщения останутся делом прошлым. Я сказала ему, что на таких условиях я охотно буду работать с ним в будущем. И позже, когда появились статьи в «Вестминстер газет», я также написала ему в этом же духе. Я была под впечатлением, что он не хочет делать обвинения публичными, потому что думает, что это вызвало бы крах всего Теософического Общества. Пожалуй, меня можно строго осудить за мое отношение, что я без протеста согласилась замять это дело. Но я, помня его прежнюю работу и преданность делу, не собиралась повернуться к своему брату спиной. Кроме того, я думала, что на работу Общества не сильно повлияют недостатки отдельного члена и надеялась, что такой опыт докажет членам, что без правдивости и честности у Теософического Общества не будет шансов пробиться в мир.
Мои надежды были грубо рассеяны, когда Джадж выпустил свой циркуляр с обвинением Анни Безант и профессора Чакраварти в практике черной магии и, вследствие этого, смещающий Безант с поста главы Эзотерической Школы Теософии. Этот циркуляр был выпущен только для членов Эзотерической Школы Теософии, с пометкой «Строго приватно», и с моей точки зрения, это был не очень честный образ действия, потому что если бы Джадж действительно верил, что Безант виновна в таких зловредных практиках, его долгом как вице-президента Теософического Общества было бы предупредить всё Общество, а не только членов Эзотерической Школы Теософии, чтобы они были настороже по отношению этих двух опасных членов. Джадж не имел абсолютно никакого права смещать Анни Безант с поста главы Эзотерической Школы Теософии, потому что на съезде в Лондоне в июле 1894 года, когда Безант почувствовала, что не может работать в полном согласии с Джаджем, Эзотерическая секция была разделена надвое, и Джадж оставался главой американской части, а Безант — главой европейской и индийской части секции, с полным разделением, и ни один член не мог вступать в секцию за пределами своей страны. Это было весьма произвольным решением о разграничении, и многие члены выразили своё неудовлетворение — в Америке некоторые говорили, что к ним отнеслись не лучше, чем к партии товаров, которые главы, как им было угодно, раскидали между собой. Раз заключив такое соглашение, и Безант и Джадж были должны соблюдать его, если только бы по согласию обеих сторон оно не было изменено. А потому это опредёленно было нарушением доверия со стороны Джаджа — рассылать вышеупомянутый циркуляр членам школы Анни Безант без её ведома и согласия, особенно когда она была в тысячах миль, и те члены её школы, которые без колебаний приняли циркуляр Джаджа, не только подтвердили его обвинения против Анни Безант, не выслушав того, что она могла бы сказать в свою защиту, но также действовали нечестно в отношении своего собственного лидера, подчиняясь указаниям, данным главой другой секции, к которой они не принадлежат.
Я с негодованием отвергла указания Джаджа, не признавая, что они пришли от Учителя Елены Петровны Блаватской. Шокирующие обвинения против Анни Безант и профессора Чакраварти, для которых не было приведено ни малейших свидетельств, были для меня возмутительны, и я едва могла поверить, что возможно такое, что Джадж использовал столь неблагородный метод, чтобы только выпутаться из своей собственной болезненной ситуации путем приписывания таких преступлений другим. Здесь в Индии хорошо знают характер профессора Чакраварти и то, что он человек чести, и защита его совершенно единодушна. На индийском съезде в декабре 1894 года ему был вынесен всеобщий вотум доверия тем, что он был единогласно избран в совет и исполнительный комитет Индийской секции. Смехотворные обвинения Джаджа были восприняты с заслуживающим того презрением.
Еще более удивительным стало упоминание Чакраварти, когда я вспомнила, что в феврале 1894 года в Аллахабаде мы с Анни Безант обе получили письма от Джаджа, защищающие выдвижение Чакраварти на пост президента Теософического Общества. Сам Чакраварти тоже получил письмо от Джаджа, где тот убеждал его принять этот важный пост, каковое предложение он сразу же полностью отверг. Таким образом, Джадж предлагал пост президента Теософического Общества человеку, которого он обвиняет в том, что он агент черных магов, ведь в своем памфлете на с. 6 он утверждает, что «агенты Учителя» тайно наблюдали за Чакраварти в Америке осенью 1893 года, считая, что он под злыми влияниями.
Любой разумный человек, читая циркуляр Джаджа, должен быть поражен некоторыми невероятными заявлениями. Я уже упоминала об агентах, которых, согласно Джаджу, Учитель имеет обыкновение использовать для слежки за подозреваемыми им людьми, а затем сообщает Джаджу информацию, приобретенную столь нечестными методами. Я считаю святотатством полагать, что Учитель Блаватской может дойти до использования шпионов. На с. 8 Джадж заявляет, что план чёрных магов был в том, чтобы «заставить полковника Олкотта уйти в отставку, когда он (Джадж) будет отрезан, и тогда президентство будет предложено ей (т.е. Анни Безант), а её заставили верить, что таково желание Учителя и она не должна ему противиться». Фактически, прошлой весной я слышала, что Олкотт предложил уйти в отставку с поста президента в пользу Анни Безант, но она определенно отказалась принять это.
На с. 11 есть следующее утверждение: «Я также заявляю на основании того же авторитета, что Е.П. Блаватская не перевоплотилась». А летом 1893 года Джадж сообщил мне, что Учитель ему сказал, что Блаватская перевоплотилась. Миссис Кийтли так же подтвердила это заявление, сказав мне, что она видела Блаватскую в её новом теле и разговаривала с ней. А этой осенью она сказала мне, что ошибалась в своем видении. Любопытно однако, что Джадж, такой великий оккультист, каким он себя представляет, мог ошибаться в таком важном вопросе.
На с. 7 своего памфлета Джадж далее заявляет: «Так что либо я шлю вам правдивое послание, либо всё Теософическое Общество и Эзотерическая Школа Теософии — ложны». Как можно верить этому ввиду вышеупомянутых противоречий?
Мне не нужно вдаваться в дальнейшие расхождения; весь этот памфлет доказывает, что Джадж в основном был побуждаем личными амбициями и желанием заполучить в свои руки всё Теософическое Общество; а для этого ему надо было избавиться от Анни Безант. Так что в своем памфлете он не только делает её безответственным существом и жертвой «чёрных магов», но также обвиняет и её саму в фактическом применении тёмных искусств против него и двух других лиц, здоровье одного из которых сильно от этого пострадало. Так он пытается сделать её дальнейшую работу в Обществе невозможной, ибо какой честный человек согласится быть в одном Обществе или работать вместе с той, про кого верит, что она способна на такое беззаконие. Достаточно только проследить события жизни Анни Безант, чтобы увидеть, что у неё нет тех пороков и недостатков, которые могли бы притянуть к ней злые силы так, чтобы они повлияли на неё, заставив практиковать тёмные искусства. Далее, никто, читающий ответ Анни Безант на эти обвинения и сопоставивший её спокойное и достойное отношение с отчаянными попытками Джаджа самоутвердиться и воссесть на трон, не станет сомневаться, кто же из этих двух остался верен делу, которому они оба присягнули.
Если слепо принять циркуляр Джаджа, каковы же будут результаты? От нас ожидают, что мы станем подчиняться любому посланию, присланному нам главой Эзотерической Школы Теософии, каковым быть притязает Джадж, не используя своего нравственного суждения, для определения, истинное это послание или ложное. Никогда нельзя забывать, что во всяком продвижении в духовной жизни способность распознавания имеет самую жизненную важность, а если она атрофируется привычкой слепого повиновения, стремящийся скоро обнаружит, что отдан на милость разных и противодействующих сил, между которыми он будет не в состоянии различать. Поэтому, нам никогда нельзя оставлять наш здравый смысл, ведь иначе наша дверь будет открыта ко всем видам клеветы и злословия, и всякий член сможет последовать примеру Джаджа и обвинять своего ближнего в черной магии. А это полностью разрывает узы братства, ведь у каждого будет таиться мысль, что его собрат–член в любой момент может выдвинуть такое обвинение против него самого. Кроме того, мы не должны забывать интересов тех членов Теософического Общества, которые не являются эзотеристами, а также широкой публики, и не забывать опасностей, которые могут возникнуть оттого, что под обетом секретности будет распространяться клевета против отдельных людей, а эти самые люди могут вообще никогда об этом не узнать.
Еще одним результатом политики молчаливого подчинения и слепого следования лидеру станет то, что Теософическое Общество, бьющимся сердцем которого является Эзотерическая Секция, больше уже не будет свободным обществом — оно превратится в церковь со своими догмами, предметами веры и «папой», а вся свобода действий будет постепенно сокращена. Мы изменим своему призванию и получится ещё одна секта, добавившаяся к многочисленным сектам уже существующим. Это было бы прямым противоречием учению Блаватской, и потому я решительно отказываюсь верить, что её Учитель мог выпустить такой указ, как циркуляр Джаджа, или хуже того, подобно сыщику использовал агентов, чтобы шпионить за действиями других.
Писать эти страницы очень неприятная задача, и если бы Джадж был просто рядовым членом Теософического Общества, я бы никогда не выпустила это, потому что такое братство как Теософическое Общество не имеет права выставлять перед миром ошибки рядового члена. Но Джадж занимает высокую официальную должность, а именно вице-президента, с возможностью быть избранным президентом всего Теософического Общества, поэтому моим долгом было поставить публику перед этими фактами. Ибо действия высокого должностного лица воздействуют на всё Общество, и малейшие подозрения в обмане или нечестном поведении должны быть очищены, иначе Общество пострадает.
Констанс Вахтмайстер
[10 мая 1895 г. — пометка о поступлении в библиотеку]