История создания нашего Общества не будет правдивой, если я не упомяну о нашей краткой и не очень приятной связи со свами Дайанандой Сарасвати и его Арья Самадж...
Наши сердца тянулись к Востоку, наши мечты были об Индии, нашим заветным желанием было общение с азиатским народом. Однако, никакого способа осуществить это на физическом плане не было, и наш шанс попасть в Священную Страну казался очень призрачным, пока как-то вечером 1877 г. к нам не заглянул американский путешественник, недавно приехавший из Индии. Он сидел как раз так, что, взглянув в его сторону, я заметил на стене над ним фотографию двух индусских джентльменов, с которыми я плыл на пароходе по Атлантическому океану в 1870 году. Я снял фотографию, показал ее ему, и спросил, знал ли он кого-нибудь из них. Он действительно знал Мулджи Тэкерси и даже недавно встречался с ним в Бомбее. Я взял его адрес и написал ему о нашем Обществе, нашей любви к Индии, и чем она была вызвана, и отправил письмо со следующей почтой. Он ответил мне в восторженных выражениях, принял предложенный нами диплом о вступлении в Общество и рассказал мне о великом индусском пандите и реформаторе, который организовал мощное движение за возрождение чистой ведической религии. В то же время, он обратил мое внимание, в довольно лестных тонах, на некоего Харричанда Чинтамона, президента Бомбейского отделения Арья Самадж, с которым я, в основном, впоследствии и переписывался и чье отвратительное обхождение с нами по приезде в Бомбей уже принадлежит истории. Он рекомендовал несколько индусских джентльменов из Бомбея в члены нашего Общества, весьма лестно высказывался о свами Дайананде и стал инициатором переписки между свами и мною как главами наших соответствующих Обществ. Мистер Харричанд написал мне, прочтя мои объяснения наших взглядов о безличном Боге — Вечном и Вездесущем Принципе, который, под разными именами, является одним и тем же во всех религиях, что принципы Арья Самадж были идентичны нашим собственным и, в силу этого, было бесполезно сохранять два общества, когда их слияние могло бы принести большую пользу и увеличить наши шансы на успех. Я никогда, ни до ни после, не заботился о пустой славе лидера и был только рад занять второе место после свами, которого я рассматривал как стоящего несравнимо выше меня во всех отношениях. Письма моих бомбейских корреспондентов, мои собственные взгляды на ведическую философию, а также тот факт, что он был великим санскритским пандитом и в действительности выступал неким индусским Лютером, помогли мне без труда поверить тому, что Е.П. Блаватская рассказала мне о нем: ни больше, ни меньше то, что он был адептом Гималайского Братства, живущим в теле свами, хорошо известным нашим собственным учителям и поддерживающим с ними связь, чтобы закончить свою работу. Неудивительно, что я был готов согласиться с замыслом Харричанда слить Теософическое Общество с Арья Самадж и сидеть у ног свами, как ученик у ног учителя! Чтобы объединить их, я был готов, если бы потребовалось, быть его слугой и с радостью оказать ему услугу на годы вперед, без малейшей надежды на вознаграждение. Итак, после того, как я объяснил своим коллегам в Нью-Йорке суть дела, наш Совет, в мае 1878 г., вынес решение слить воедино два Общества и поменять наше название на Теософическое Общество Арья Самадж. Об этом известили свами, и через некоторое время он вернул мне проект нового диплома (сейчас, когда я пишу эти строки, он лежит передо мной), который я ему посылал, подписанный им, как я просил, и скрепленный его собственной печатью. Я сделал из него клише, раздал его нескольким членам, которые хотели вступить в новую организацию и выпустил циркуляр, содержащий принципы, по которым мы намеревались работать.
Пока все шло хорошо, но через некоторое время я получил из Индии английский перевод правил и доктрин Арья Самадж, сделанный пандитом Шиямджи Кришнаварма, протеже свами, которые повергли нас буквально в шок, меня, по крайней мере. Было яснее ясного, что взгляды свами радикально изменились с предыдущего августа, когда лахорское отделение Арья Самадж опубликовало его выступление в защиту его же “Веда Бхашья” от нападок критиков, на протяжении которого он одобрительно цитировал мнения профессора Макса Мюллера, мистера Коулбрука, мистера Гарретта и других о том, что Бог Вед был безличным. Стало ясно, что Самадж совсем не был идентичен нашему Обществу, а скорее являл собою новую секту индуизма — ведическую секту, признающую авторитет свами Дайананды как высшего судьи, что касается того, какие части Вед и Шастр являются непогрешимыми, а какие нет. Невозможность продолжать наше предполагаемое объединение стала слишком явной, и мы немедленно сообщили об этом факте нашим индийским коллегам. Теософическое Общество восстановило свой прежний статус, и Е.П. Блаватская и я составили, а Совет выпустил, два циркуляра — один определял, что из себя представляет Теософическое Общество, другой (датированный сентябрем 1878 г.) характеризовал новую организацию Теософическое Общество Арья Самадж из Арьяварты как мост, соединяющий два головных Общества, и содержал перевод правил Арья Самадж, и т.п., оставляя за нашими членами свободу выбора — вступать ли им в “общество-мост”, как я называл его, и соблюдать его правила — или нет...
Чтобы еще раз продемонстрировать произвольную власть, на которую свами претендовал и которую осуществлял, предписывая, какие Шастры являлись “авторитетными”, а какие нет, я процитирую из того же Правила 2 Арья Самадж, следующее:
“Брахманы, начинающиеся с шатапатка; шесть анг, или частей Вед, начинающихся с шикша; четыре упаведы; шесть даршан, или философских школ; и 1127 лекций о Ведах, называемых шакха, или ветви — все они должны быть признаны как толкователи смысла Вед, а также истории ариев. До тех пор, пока они согласуются с мнениями Вед, их следует рассматривать как обычный авторитет”.
Перед нами ярко выраженная секта — секта индуизма, основанная на принципах ее создателя. Свами, как это будет видно, ставит себя в оппозицию целой группе ортодоксальных пандитов, ибо он исключает из своего списка вдохновенных книг многие из тех, которые для них являются священными.
Например, свами не включил Смрити, считая их недостаточно убедительными авторитетами. Но Ману (глава II, 10) говорит, что Веды есть “откровения”, а Смрити (Дхарма Шастры) есть “предания”; обе они являются неопровержимыми по всем вопросам, ибо ими умножаются добродетели. Следовательно, утверждается, что Смрити следует уважать, как “авторитет”.
Всё оставалось по-прежнему, пока Основатели не приехали в Индию и не встретились вскоре после своего приезда со свами Дайанандой в Сахаранпуре. Шансы нашего втягивания в серию недопониманий, конечно, резко возрастали из-за необходимости разговаривать через переводчиков. И, хотя они знали хорошо обычный английский, все же им недоставало беглости, позволившей бы им правильно передавать наши взгляды о труднейших вопросах философии, метафизики и оккультной науки, которые нам приходилось обсуждать.
Нам дали понять, что представление свами Дайананды о Боге было представлением о ведантическом Парабрахмане, следовательно, в полном согласии с нашим собственным. Вот в таком заблуждении, как об этом впоследствии он сам и объявил, я читал лекции в его присутствии перед членами Арья Самадж в Мируте, и объявил еще, что отныне все причины разногласий устранены, и оба Общества действительно были близнецами. Тем не менее, это было не так: между ними было не больше сходства, чем между нашим Обществом и Брахмо Самадж или любой христианской и иной сектой. Разрыв был неминуем. Свами, теряя самообладание, старался отречься от своих собственных слов и дел и, в конце концов, обрушился на нас с оскорблениями и обвинениями, выпустил для публики циркуляр и расклеил объявления в Бомбее, называя нас шарлатанами и я не знаю, чем еще. Это вынудило нас, в целях самообороны, изложить наши доводы и выдвинуть доказательства, что и было сделано в Приложении к “Theosophist” за июль 1882 г. Так, после бурных отношений, длившихся три года, два Общества окончательно разошлись, и каждый пошел своей дорогой.
[H.S.Olcott, Old Diary Leaves, Vol. 1].