В “The Indian Tribune” за 15-го марта появилось письмо об отношениях Теософического Общества и Арья Самадж. Похоже, автор не враг нашего дела и не настроен враждебно к нашему Обществу; поэтому я постараюсь мягко исправить некоторые недоразумения, под влиянием которых он действует. Поскольку он подписался как “Член” [Арья Самадж], мы должны считать его братом. И всё же по-видимому он движим неоправданным страхом, отрекаясь от слишком тесной связи между нашим Обществом и Арья Самадж, чтобы не скомпроментировать честное имя последнего некоторыми нашими странными взглядами! Он говорит:

“Я был удивлён, услышав, что Общество принимает людей, верящих в магию... Однако, если вера Теософического Общества такова, то могу лишь заверить ваших читателей, что Арья Самадж в этом отношении не имеет с ним ничего общего... Наши цели можно назвать подобными лишь насколько это касается вопросов ведического учения и ведической философии”.

На эти пункты я теперь и собираюсь ответить. Весь вопрос — в корректном определении слова “магия” и понимании того, что такое ведическое “учение и философия”. Если под словом “магия” подразумеваются народные суеверия — вера в колдовство, ведьм и привидения, эта вера подразумевает возможность совершения сверхъестественного; если требуется вера в чудеса, то есть явления, нарушающие законы природы — тогда от лица всех теософов, будь то необращенный скептик, исследователь простых феноменов или просто верящий в них, будь то даже современный так называемый спиритуалист, то есть тот, кто непременно верит, что медиумические феномены обязательно совершаются вернувшимися человеческими духами — то мы категорически отвергаем это обвинение.

Мы не получаем “The Civil and Military Gazette”, которая, похоже, так хорошо ознакомлена с нашими учениями; но если она хотела обвинить теософов в подобных верованиях, то, как и многие другие газеты и обзрения, она пишет о том, о чем ничего не знает.

Наше Общество не верит ни в какие чудеса — ни в божественные, ни в дьявольские, ни в человеческие; ни во что-либо, неподдающееся философской и логической индукции или силлогическому методу дедукции. Но если искаженный и сравнительно современный термин “магия” понимать в смысле высшего знания и глубокого проникновения в скрытые силы природы и глубокого их исследования — в те оккультные и таинственные законы, которые составляют предельную сущность каждого элемента — будем ли мы, как древние, считать, что этих элементов четыре или пять или, как наши современники, выделять более шестидесяти; если, опять же, под магией понимать древнее учение святилищ, известное как “поклонение Свету” или божественную, духовную мудрость, определённо отличающуюся от поклонения тёмного и невежественного, по причине которой посвящённых высших жрецов древности у ариев, мидийцев и египтян называли соответственно “маха”, “маги” и “магинси”, а у зороастрийцев — “мехистом” (от корня meh’al — великий, ученый, мудрый) — тогда мы, теософы, “признаем себя виновными”.

Ведь мы изучаем эту “науку наук”, прославленную эклектиками и платониками александрийских школ и практиковавшуюся теургами и мистиками всех веков. Если же репутация магии постепенно падала, то это вовсе не из-за её собственной никчемности, но вследствие неверных представлений, невежества и незнания её первоначального смысла, а особенно — благодаря хитрой политике христианских теологов, которые боялись, как бы многие феномены, совершенные с использованием естественных (хотя и оккультных) законов, не раскрыли лжи и, тем самым, не обесценили “божественных библейских чудес”, и потому заставляли людей приписывать все явления, которых они не могли понять или объяснить, прямому вмешательству личного дьявола. А также обвиняли магов древности в том, что они обладали не большим знанием божественной истины, скрытых сил и возможностей физического закона, чем их последователи — необразованные персидские мобеды или индусские “махараджи” бесстыдной секты, известнрй как как валлабхачарьи, хотя оба названия произошли от персидского мог или маг и санскритского маха. Не одну великолепную истину таким образом человеческое невежество низвело от возвышенного до смехотворного. И Платон, и даже скептик Лукиан — оба признавали высокую мудрость и глубокую учёность магов; а Цицерон, говоря о тех, кто жил в Персии его времен, называет их “sapientium et doctorum genus majorum” (великий род разумных и учёных). И если так, то мы, очевидно, должны признать, что эти маги стояли несравненно выше современных Маскелинов и Куков — они были вовсе не теми фокусниками, на которых глазеет Лондон, платя по шиллингу за место, и не обманщиками, как некоторые медиумы. Наука таких теургов и философов как Пифагор, Плотин, Порфирий, Прокл, Бруно, Парацельс и сонма многих других великих людей сегодня приобрела дурную славу. И живи наш брат-теософ Томас Алва Эдисон, изобретатель телефона и фонографа, в эпоху Галилея, то ему пришлось бы искупать грех своего изобретения — способа фиксации на поверхности металла и сохранения на долгие годы звука человеческого голоса — на дыбе или на костре, ибо его талант был бы объявлен адским даром. И всё же, такое злоупотребление грубой силой для подавления истины не смогло бы превратить научное открытие в глупое и презренное суеверие.

Но наш друг, член Арья Самаджа, соизволив снизойти до нашего уровня хотя бы в одном отношении, сам признаёт, что в вопросах “ведического учения и философии” Арья Самадж и Теософическое Общество стоят на общей почве. Тогда у меня найдётся авторитет, который будет даже лучше, чем столь высмеиваемые магия, теургия и алхимия. Это сами Веды: ведь в каждой строке священных книг ариев есть магия. Магия необходима для понимания любой из шести великих школ арийской философии. И именно для того, чтобы их понять и вынести на свет скрытое благо той матери всех восточных философий, известной как Веды, а также позднейшей брахманической литературы, мы её и изучаем. Стоит нам пренебречь этим изучением, и мы, вместе со всей Европой, вынуждены будем поставить толкование Вед Максом Мюллером значительно выше объяснений свами Даянанды Сарасвати, которые он даёт в своей “Веда-Бхашье”. Нам пришлось бы замолчать и не возражать, когда этот англо-немецкий санскритолог утверждает, что за исключением Риг-Веды, ни одна из четырех священных книг не достойна названия “Веда”, в особенности же Атхарва-Веда, которая является абсурдной магической чепухой, составленной из жертвенных формул, мантр заклинаний (см. его “Лекцию о Ведах”*). Вот почему, невзирая на все эти превратные толкования, мы покорно просим позволить нам следовать аналитическому методу таких исследователей и практиков магии как Капила, упоминаемый в Шветашватара Упанишаде (гл. V, стих 2) как “Риши, которого сам Бог снабжал знаниями”, великий авторитет йогов — Патанджали, знаменитый теург Шанкарачарья, и даже Заратуштра — который, конечно же, получил свою мудрость от посвященных брахманов Арьяварты. И мы не понимаем, зачем нашему брату из Арья Самадж понадобилось выставлять нас на посмешище всего мира, представляя суеверными глупцами и галлюцинирующими энтузиастами. Скажу даже больше: в то время, как наш дорогой брат и остальные “члены” того же Самадж совершенно беспомощны и не в состоянии защитить свами Даянанду от софистики таких пристрастных насмешников, как пандит Махеша Чандра Ньяяратна из Калькутты, который уверяет, что “Веда-Бхашья” — жалкая и неудачная попытка интерпретации, — мы, теософы, не уклоняемся от того, чтбоы взять на себя этот труд. Когда свами утверждает, что Агни и Ишвара тождественны, пандит из Калькутты говорит, что это — “чушь”. Для него Агни — это грубый, видимый огонь, на котором топят масло гхи и готовят рисовый пирог. Очевидно, он не знает (а знал бы, если бы изучал “магию”, то есть ознакомился бы со взглядами средневековых розенкрейцеров — философов огня, и всех их посвященных предшественников и последователей о божественном огне или свете, “чье внешнее тело есть пламя”) — что ведический Агни фактически есть Ишвара, и ничто иное. Свами не делает ошибки, когда говорит:

“Ведь Агни — это все божества, и Вишну — все божества. Ибо два (божественных) тела — Агни и Вишну — суть две цели жертвы”.

__________
* См. “Chips from a German Workshop”, Vol. I. — Сост. собр. соч.

На одном конце лестницы, простигающейся от небес до земли, находится Ишвара — Дух, Высшее Существо, субъектное, невидимое и непостижимое; на другом — его видимое проявление, “жертвенный огонь”.

Это так хорошо понималось всеми религиозными философиями древности, что просвещенный парс поклоняется не грубому огню, а божественному Духу в нём, видимым олицетворением которого огонь является; и даже в еврейской Библии есть неприступный Иегова и его ниспадающий огонь, который пожирает дрова на алтаре и поглощает воду в окружающем рве (III Царств, XVIII, 38). И “неопалимая купина” Моисея, и Святой Дух в Евангелиях, сходящий, подобно языкам пламени, на головы апослолов, собравшихся в день Пятидесятницы — это тоже видимые проявления Бога. Нет такой эзотерической философии — или, скорее, теософии — которая не усвоила бы эту глубокую духовную идею, и каждую из них можно проследить вплоть до ведических священных книг. Вот что говорит автор “Розенкрейцеров” в главе “Природа Огня”, цитируя Р. Фладда — средневекового теософа и алхимика:

“Так что не удивляйтесь, что [в религиях ариев, мидийцев и зороастрийцев], столь долго отвергаемых как идолопоклонничество, древние персы и учителя их Маги — заключая, что они видят “Всё” в этом сверхъестественном, величественном элементе [огне] — падали ниц и поклонялись ему; признавая его за видимое изображение самого истинного (но в мыслях человека, в его философии и обыденном рассудке — невозможного) Бога; Бог повсюду, он в нас, и он — поистине мы (если озарены его светом); и невозможно созерцать или постигать Бога вне его, ведь Бог — это Всё!”¹

Это — учение средневековых философов огня, известных как Братья Розы и Креста, таких как Парацельс, Кунрат, Ван Хельмонт, а также всех озарённых и алхимиков, которые следовали за ними и утверждали, что открыли вечный Огонь или “нашли Бога в Бессмертном Свете” — в том Свете, который сияет через от йогов. Тот же автор замечает о них:

“В своем решительном восхождении на вершины мысли эти титаны ума, через космическое и неясные границы Реального и Нереального, достигли Магии. Может ли магия быть полносьтю ложной?”² —

— вопрошает он. Нет, конечно же нет, если под магией понимать высшее изучение божественного, а не сверхъестественного закона, хотя он пока что и не открыт точной и материалистическо наукой.

__________
1. Харгрейв Дженнингс, “Розенкрейцеры” (H. Jennings, “The Rosicrucians”, глава X, с. 81, издание пятое, 1870 г.)
2 Там же, с. 83.

И так называемые спиритические феномены, в которые верит почти двадцать миллионов хорошо образованных, а часто даже высоко просвещенных и учёных людей в Европе и Америке, не являются просто галлюцинациями больного мозга. Они столь же реальны, так же подтверждены неоспоримыми показаниями тысяч свидетелей и так же научно и математически доказаны, как и последние открытия нашего Брата Т. А. Эдисона. Если слово “дурак” применимо к таким людям науки и гигантам интеллекта обоих полушарий, как члены Королевского Общества У. Крукс и Альфред Рассел Уоллес — величайший натуралист Европы, успешно соперничающий с Дарвиным, к таким, как французский астроном, член Французской Академии Наук Фламмарион, прославленный астроном и физик из Лейпцига профессор Цёлльнер, великий американский химик профессор Хэйр, а также ко многим другим не менее знаменитым учёным — несомненным авторитетам по всем другим вопросам, кроме так называемых спиритических явлений, после многих лет тщательных исследований ставшим убежденными спиритами, — тогда мы, теософы, вовсе не считаем, что попали в плохую компанию и даже сочтем за честь быть названными “дураками”, будь мы даже убежденные ортодоксальные спириты, то есть верящие в блуждающих духов и материализующихся бхутов — каковами мы, впрочем, не являемся. Но мы верим в феномены спиритов (даже если подвергаем сомнению их “духов”), ведь знаем, что это — реальные факты. Одно дело — отвергать недоказанные теории, и совсем другое — воевать против точно установленных фактов. Каждый имеет право сомневаться, пока не будет неоспоримых доказательств того, что все эти современные феномены, наводнившие Запад, производятся развоплощенными “духами”, ибо до сих пор это была просто умозрительная доктрина, выдвинутая энтузиастами; но никто не вправе отвергать существование подобных явлений, пока не приведет более веских аргументов, нежели голословные отрицания скептиков. Если мы, теософы (причём меньшинство нас), отрицаем посредничество “духов” в подобных проявлениях, то только потому, что в большинстве случаев мы можем доказать спиритам, что многие из их феноменов — физических или психологических — могут быть воспроизведены нашими адептами по своей воле, без всякой помощи духов, либо божественных или дьявольских чудес, но просто благодаря развитию оккультных сил Внутреннего Я человека и изучению тайн природы. Что европейские и американские скептики отрицают подобное вмешательство духов и, вследствие этого, подвергают сомнению и сами явления — вовсе неудивительно. Едва только вырвавшись из челюстей церкви, чьей политикой ещё столетие назад было пытать и предавать смерти всякого, кто подвергал сомнению библейские, “божественные” чудеса или одобрял те, которые теология объявляла дьявольскими, они в силу вполне естественной реакции упиваются новообретенной свободой мысли и действия. Кто отрицает Высшее и существование своей собственной души, тот вряд ли без веских доказательств поверит в духов или спиритические явления. Но то, что восточные люди различных сект, особенно же индусы, могут не верить в них — это действительно аномалия, учитывая, что все они знают о перевоплощении души, а также о духовной и физической эволюции. Шестнадцатая глава Махабхараты, “Харивамша парва”, изобилует духовными явлениями и вызываниями духов. И если молодая Индия, устыдившись “суеверий” собственных праотцов, поворачивается, словно подсолнух, к великим светилам Запада, то стоит послушать, что говорит об этих феноменах один из самых почтенных учёных мужей Англии А.Р. Уоллес (член Королевского и Теософического Обществ) в своих работах “Вклад в теорию естественного отбора” и “О чудесах и современном спиритизме”, тем самым подтверждая веру древней Индии:

“Когда я впервые познакомился с фактами спиритизма, я был убежденным философским скептиком... Я был таким закоренелым материалистом, что в то время даже не мог найти в своем уме места для концепции духовного существования или для других начал во вселенной, кроме материи и силы. Факты, однако, упрямая вещь”.

Объяснив, как он стал спиритом, Уоллес переходит к рассмотрению духовной теории и показывает, как она согласуется с естественным отбором. Он говорит:

“... Делая строгие выводы из фактов, я пришел к убеждению, что, во-первых, существует множество различных нечеловеческих разумов различных степеней и что, во-вторых, некоторые из этих разумов, хотя обычно и невидимые и неосязаемые для нас, могут воздействовать — и действительно воздействуют — на материю и наши мысли. Я твердо следовал точному научному и логическому методу, пытаясь выяснить, насколько эта доктрина позволит нам объяснить некоторые из оставшихся явлений, которые одним только естественным отбором никак не объясняются. В десятой главе моего “Вклада в теорию естественного отбора” я объяснил, что именно я отношу к этим ещё оставшимся необъяснёнными явлениям; и я предположил, что они могут происходить благодаря действию некоторых из вышеупомянутых разнообразных разумов. Я утверждал и утверждаю, что этот подход является логически обоснованным и никоим образом не является несовместимым с полным принятием великой доктрины эволюции через естественный отбор”.

Не слышатся ли в вышесказанном голоса Ману, Капилы и многих других философов древней Индии, говоривших в своих учениях о творении, эволюции и росте нашей планеты, а также мира животных и людей, её населяющих? Меньше ли говорит современный великий учёный о “духах” и духовных существах, чем допотопный учёный и доисторический законодатель Ману? Пусть молодая, скептически настроенная Индия сравнит идеи древних ариев с идеями современных мистиков, теософов, спиритов и некоторых великих учёных, а потом уже смеется над суеверными теориями и тех, и других.

Уже четыре года как мы боремся против этой чудовищной несправедливости. Нас оскорбляют и называют предателями спириты — за то, что мы верим в существование в невидимом мире и других существ, помимо их духов ушедших; нас прокляли и осудили на вечные муки, выписав нам паспорта в ад, христиане и их духовенство; нас осмеивали скептики, общество взирало на нас как на нахальных сумасшедших, а консервативная пресса наложила на нас табу. Мы уже думали, что испили горькую чашу до дна. Мы надеялись, что по крайней мере в Индии, которая есть сама по себе страна психологической и метафизической науки, найдем твердую почву для наших уставших ног. Но увы! Является наш брат и, не взяв на себя труда проверить, верны ли слухи о нас, спешит от нас отречься — на случай, если мы и вправду верим в магию или спиритизм! Замечательно. Мы никому себя не навязываем. Более четырех лет мы жили и набирались сил, если не мудрости, на поиски которой наша скромная делегация теософов была послана сюда для того, чтобы открыть “ведическое учение и философию” миллионам изголодавшихся душ на Западе, которые знакомы с феноменами, но идут по ложному пути из-за ошибочных представлений о духах и бхутах. Но если с самого начала нас будет отталкивать значительная часть последователей Арья Самадж, разделяющая взгляды этого “члена”, тогда Теософическое Общество, вместе с около 45000 западных спиритов, должно будет вновь стать независимой организацией и обходиться, как может, без одного “члена”, пытающегося просветить его на предмет абсурдности спиритизма и магии.

Бомбей, март 1879 г.

[The Dekkan Star, Poona, March 30, 1879]