Недавние события вызвали много дискуссий касательно истинной основы Теософического Общества и много угрызений совести, и ясно, вдумчивые члены разделились во мнении. Это деление естественно, потому что по вопросу «должно ли ядро Всеобщего Братства быть всевключающим?» много чего можно сказать. Было бы хорошо, если бы члены рассмотрели всё, что сказано с каждой из сторон, и чтобы каждый составил мнение насчёт занимаемой им позиции. Те с каждой из сторон, кто легкомысленно отбрасывают этот вопрос так, как если бы их взгляды были настолько верными, что не подлежат обсуждению, и единственными, которых может придерживаться разумный человек, демонстрируют больше предрассудка, чем мудрости. Сюда вполне применимы слова Будды: «Вы правильно сомневались, ибо это вопрос сомнительный».

Одна сторона начинает с утверждения: «Это всеобщее братство, и оно основано на духовном единстве; дух всеохватывающ и всевключающ, и всеобщее братство, основанное на духе, не может никого исключать, а потому из Теософического Общества никто исключаться не должен». Этот аргумент привлекателен для очень большого количества людей и окружён ореолом убедительности. Но так ли он убедителен, как кажется? Не основан ли он на ошибке? Теософическое Общество — не всеобщее братство, а ядро его, а ядро и его клетка не равны по охвату. Всеобщее братство человечества не создаётся Теософическим Обществом; человек не вступает в него, когда становится членом Т.О., не покидает он его и когда перестаёт быть членом. Всеобщее братство — факт природы, оно за пределами нашего творчество или разрушения; чистейший святой и подлейший преступник фактически, поистине, братья. Да и не может быть никакого смысла или цели делать «общество», которое бы по охвату совпадало с человечеством. Сам тот факт, что у Общества есть цели, с которыми кандидат на членство должен согласиться, отделяет его от человечества в целом и создаёт ограничение. Человек, отрицающий всеобщее братство, не может быть членом Теософического Общества, но он брат по человечеству, и всегда будет им оставаться. Так что не факт братства, а признание его наделяет человека правом на членство в Т.О., правом стать частью «ядра», а гарантия, требующаяся от двух членов, что кандидат «является человеком, подходящим, чтобы стать членом Теософического Общества» подразумевает, что он признаёт братство не только на словах, но и подтверждает своей жизнью. Если факты таковы и их невозможно отрицать, то из этого следует, что член может быть исключён, если перестанет быть «подходящим человеком», чтобы составлять часть ядра; условия приёма подразумевают и соответствующее право исключения, если условия больше не выполняются. Приём и исключение имеют между собой соответствие — тот, кто принимается, может быть и исключён. Тот факт, что человек не может быть исключён из всеобщего братства, существует вместе с тем фактом, что он не может быть в него принят. Потому фундаментальное утверждение, выдвигаемое теми, кто отрицает право исключения из Т.О., основано на путанице — на том, что они ошибочно отождествляют Общество, которое есть ядро, со всеобщим братством, внутри которого оно живёт.

Могут убеждать, что хотя это так, для нашего Общества было бы лучше иметь другую платформу и отбросить функцию исключения. Это обсуждаемо, хотя трудно понять, как такое общество может сформулировать свои условия членства; возможно, у него не было бы таких условий и определённого членства. Как бы то ни было, у такого общества была бы иная основа, чем у фактически существующего Теософического Общества, а мы говорим сейчас о том Обществе, которое есть. Те, кто хотели бы иметь общество на других основаниях, конечно же, вольны образовать таковое, но нужно понимать, что это будет новое общество.

Следующий вопрос таков: «Что же составляет соответствие и годность для членства в этом ядре, именуемом Теософическим Обществом?» Ядро есть центр жизненных сил, центр, из которого они излучаются, вызывая организацию и рост окружающего тела. Через этот конкретный центр действуют силы, делающие человечество более духовным и ведущие его к осознанию всеобщего братства; когда оно будет осознано каждым, полезность утверждения всеобщего братства завершится, и Общество, как ядро этого братства, перестанет существовать; если же оно решит продолжать жить, ему нужно будет реинкарнировать с новыми целями.

Первый, и пожалуй, как можно обнаружить, единственный критерий годности к членству — это признание истины братства и хотение помогать тому, чтобы эта истина из латентного состояния выявлялась в действительность. Желание помогать достижению общего осознания всеобщего братства — первейший признак соответствия, который нужно искать. Это делает человека проводником, через который могут работать силы, ведущие человечество к осознанию братства. Сила любви в нём делает его тем, через кого могут действовать силы любви, которые вне его. И я думаю, что это желание помогать, свидетельством которого является работа, которою он помогает другим двигаться к осознанию братства, — это единственный критерий годности и соответствия, который наше Общество может по праву требовать.

Я вполне признаю и открыто заявляю, что принятие этого взгляда иногда могло бы приводить к тому, что среди наших членов оказывались такие, что могли бы дискредитировать наше Общество в глазах обычного мирского человека — как из-за падения ниже уровня морали, принятой в данное время и данном месте, так и из-за подъёма над ним до такой степени, что массы заурядных людей такого человека уже не понимают, а потому подозревают и ненавидят. Но я думаю, что это временное неудобство несёт меньше вреда, чем внесение разъединяющих сил самодовольного ханжества и презрения, которые находят выход в преследовании и исключении членов за нравственные недостатки. Присутствие в Обществе человека, в каком-либо отношении опускающегося ниже общепринятых моральных норм, может нанести мало вреда, когда понятно, что наше Общество стремится поднять уровень нравственности верными аргументами и благородными примерами его лучших членов, а не назначением наказаний худшим.

Человек, делающий самые порочные вещи, которые заслуживают самого строгого нравственного осуждения, и всё же имеющий в себе здравый корень в виде желания помогать и усилий по помощи, может оставаться «подходящим человеком», чтобы быть членом Т.О. Если за проступки назначать наказания, то трудно будет провести черту между теми проступками, которые допустимы и которые недопустимы в нашем Обществе. Если наказывать за разврат, то с какого уровня развратных действий Общество должна начать исключать из членов? Отпадение от добродетели, случающееся иногда? Довольно постоянная нечистая жизнь? Распутство, губящее многих девушек и чужих жён? Даст ли это право на инквизиторское расследование частной жизни членов, поддержит ли тайные обвинения или лишь накажет тех, кто нарушает 11-ю заповедь — «не попадайся»?

Член Т.О. может придерживаться любых богословских взглядов, каких ему заблагорассудится; его нельзя исключать за проповедь вечных мук или постоянного горения на вечном огне чудесно сохраняющихся некрещёных детей, или за предопределённое осуждение душ, которые ещё только должны быть сотворены, или за проповедь о малом количестве тех, кто спасётся, или о буквально золотых, с драгоценными камнями, вратах Нового Иерусалима, или о физическом бессмертии миссис Эдди или Хирама Батлера и т.д., и т.п. Все эти вопросы оставляются на разумное рассмотрение и обсуждение, и теософ никак не может наказываться за свои религиозные взгляды, какими бы странными и ошибочными они ни были. Вполне справедливо считается, что с заблуждениями лучше бороться разумом, чем наказанием, и хотя могут сказать, что такая политика терпимости открывает дверь любым видам богословского разгула, всё же чувствуется, что такой риск мал в сравнении с введением принципов, логическим завершением которых окажется сожжение или инквизиция. Наша религиозная свобода (лицензия на безверие — скажут догматики) остаётся гарантированной и непоколебимой.

Но разве мы не можем сохранять религиозную свободу и при этом иметь обязательный общий уровень поведения, выше которого члены могут подниматься, но ниже которого опускаться не могут? Предоставим ли мы свободу мнений в вопросах морали, подобную той, что есть у нас в религиозных вопросах? Здесь некоторые наши члены требуют остановиться. Они бы не позволили члену придерживаться мнений, ведущих к убийству, воровству, супружеской измене, любым сексуальным отклонениям или прочим порочным практикам. Должно ли Теософическое Общество устанавливать для своих членов моральный кодекс, нарушение которого будет наказываться исключением?

Я не считаю, что у Теософического Общества есть какой-либо моральный кодекс, связывающий его членов. То, что такого кодекса фактически нет, это ясно, поскольку не имеется ни одного экземпляра его ни в письменном, ни в печатном виде. Существует ли он как общее мнение, в виде консенсуса? (Хотя это нельзя было бы считать кодексом). Если так, то каковы же мнения? Полигамия моральна или аморальна? Но многие наши хорошие члены на Востоке — многожёнцы. У нас есть и члены, принадлежащие к сообществу, где практикуется полиандрия. Проституция моральна или аморальна? Боюсь, что история некоторых наших членов не совсем чиста в этом отношении; должны ли они быть исключены? По вопросу отношения полов некоторые великие посвящённые в прошлом учили весьма своеобразным и оскорбительным для нас доктринам; исключили бы мы Сократа, Платона, Моисея, Вьясу? У нас нет морального кодекса; мы придерживаемся возвышенных идеалов, стараемся следовать вдохновляющим примерам, и доверяем им благодаря той побу-дительной силе, которою они поднимают наших членов на высокий нравственный уровень, но у нас нет кодекса, предусматривающего наказания за нарушение его предписаний.

Можем ли мы принять среднее общественное мнение любого времени или места в качестве такого кодекса — т.е. должен ли на Западе многожёнец исключаться, а на Востоке считаться подходящим и годным для членства? Тогда бы нашим нравственным кодексом стало общественное мнение. Но было бы это удовлетворительно? Это означало бы застой, а не прогресс; смерть, а не жизнь. Такой принцип исключил бы из наших рядов величайших мучеников прошлого, пионеров всех времён и рас. Должно ли Теософическое Общество состоять из тех, кто во все века убивает пророков, а потом, века спустя, когда уровень эпохи достигает уровня этих мучеников, строит им мавзолеи? Тогда как в каждую эпоху легко быть уверенным, что преследуешь и убиваешь порочных людей, потомки часто меняют вердикт на противоположный и прославляют тех, кого заклеймили предки. Ни одному иудею из тех, кто в первую страстную пятницу поздравили себя и друзей с тем, что очистили иудейское общество, убив богохульника, обманщика народа и зачинщика беспорядков, и не снилось, что будущее общество будет считать за-мученного злодея своим Спасителем от всякого зла. История так мстит, и мудры те, кто учатся на её уроках и не хватают поспешно камень, чтобы забить кого-нибудь.

Допустим, какой-то человек противостоит торжествующему большинству и стремится собрать вокруг себя тех, кто сходно с ним мыслит. Это, несомненно, вызовет «возбуждение» и беспокойство в отделении или секции; что же с ним делать? Мой ответ — «Оставьте его на время в покое, а если он будет навязывать своё мнение на встречах отделения или вести себя так, что помещение отделения не сможет использоваться большинством, тогда его законно будет выдворить из помещения, чтобы он вёл свою агитацию где-нибудь в другом месте, но он не должен исключаться из Теософического Общества. Самое большое — его можно исключить из отделения, где физические контакты неизбежны и один может доставлять беспокойство сотне людей».

Всякая реформа начинается немногими, и если она ценна, то их круг расширяется, пока они не становятся большинством. Борцы против рабства в Соединённых Штатах считались вредными возмутителями спокойствия, их вымазывали дёгтем, обваливали в перьях и изгоняли из черты городов. Но в конечном счёте эти смутьяны, над которыми так издевались, искоренили рабство. То, что большинство клеймит как «нарушение спокойствия», меньшинство считает защитой великих принципов. Только время может судить, а не большинство на данный момент. Лучше временное неудобство, чем насильственное удушение другого мнения. Если это мнение неверно, то время его сотрёт. «Только истина побеждает, а не ложь». Если это верно, время увенчает её, и велика будет награда тех, кто сеял её в её некоронованные дни. «Пусть истина и ложь состязаются, разве истина когда-нибудь проигрывала в честном состязании?»*

Е.П. Блаватская предупреждала нас, что величайшая опасность для Теософического Общества — в том, что оно может стать сектой. Потому превыше всего прочего мы должны охранять свободу мысли и речи, и особенно ревностно — когда эти мысли и речи антагонистичны нашим собственным. Истина — чистое золото, её не сжечь в огне дискуссий; выжжен может быть только шлак. «И огонь испытает дело каждого, каково оно есть»**.

__________
* Речь Дж. Милтона в английском парламенте за свободу книгопечатания, 1644. — Прим. пер.
** Коринфянам, 3.13. — Прим. пер.

Эта аргументация в результате подтверждает взгляд, что годность и подходящесть человека для членства в Теософическом Обществе зависит от его желания помогать добиться всеобщего осознания Всеобщего Братства; и если желание это в каком-либо конкретном случае ставится под вопрос на том основании, что он учит неверным доктринам или неверным методам, тем мешая, а не помогая этому, будет логично выяснить — фактически помог ли он кому-нибудь осознать братство, и свидетельство о том, что он помог это сделать, будет решающим и окончательным.

Я не оспариваю права каждого отделения исключать любого человека из своих рядов; оно может избирать в качестве выступающих со своей платформы тех, кто озвучивает взгляды их большинства на религию, философию и этику; это в его праве, будь его политика мудрой или нет. Но оно не должно желать исключать тех, с кем оно не согласно, из всех платформ всех отделений.

Я знаю, что в нашем Обществе есть много хороших и уважаемых мною людей, которые сочтут, что эта статья заключает в себе очень опасную доктрину, и которые спросят: «Разве мы не должны отсекать от наших семей загрязняющие влияния? Разве не должны мы держать ядро чистым, чтобы через него могла действовать духовная жизнь?» На первый вопрос я отвечу «Да, потому что в семье есть дети, которых нужно оберегать, пока они не станут достаточно сильны, чтобы защищаться сами; но Теософическое Общество состоит не из детей, а из взрослых мужчин и женщин, и не нуждается в укрытии, по праву предоставляемому юным». На второй вопрос я отвечу «Чем чище ядро, тем больше будет изливаться через него духовная жизнь, но разве оно делается чистым путём исключения тех, кого мы сочтём виновными в каком-то зловредном учении или порочной практике? При этом мы оставим в нём сотни других, виновных в других видах зол, и мы не можем изгонять всякого, чьё отсутствие сделало бы ядро чище, пока не дойдём до состояния того старика, который сказал о своём сообществе, выявлявшем в своих рядах еретиков: „Остались только я и Джейми, и то я не очень уверен насчёт него“».

Я искренне верю, что лучший вклад в очищение ядра мы внесём очищением себя, а не исключением своих братьев; что мы лучше предотвратим неправедное следованием возвышенным идеалам, чем презрительно отделяясь от тех, кого мы осуждаем; что Общество живёт величием своих идеалов, а не строгостью своей линии исключительности; что оно будет держаться пропорционально духовности, раскрывающейся в его членах, а не мирскому одобрению или осуждению; что мы делаем его сильнее в той мере, в какой любим и прощаем, а ослабляем настолько, насколько осуждаем и подвергаем остракизму.

Так я считаю. И не могу верить иначе.

(«Теософист», февраль 1907).

Добавление, сделанное при издании статьи отдельной брошюрой

Для сведения более новых членов я могу тут пояснить, как была написана эта статья. Она не имела отношения к моему уважаемому оклеветанному другу, Ч. У. Ледбитеру, ибо во-первых, он вышел из членов Общества почти за год до того, а я тут говорю не о выходе, а об исключении, и во-вторых, я знаю его как человека самого благородного и чистого характера, а здесь я занималась «грешниками». Но в те тревожные дни 1906 года один из наших лучших членов был исключён из Теософического Общества за то, что среди прочего сказал, что у Общества нет морального кодекса. По запросу Президента-основателя я вынесла этот вопрос на генеральный совет, и с его полного согласия исключение было отменено и член восстановлен. В то время, когда это предстояло, я выдвигалась на президентский пост — это было в январе 1907 г. — и написала вышеприведённую статью, специально использовав ту фразу, что была использована в обвинении против исключённого члена, чтобы проверить, подвергнусь ли я такому же наказанию, а также чтобы все члены Т.О. могли знать, прежде чем проголосуют, какова будет моя политика, если я буду избрана. Фраза была вырвана из контекста и широко против меня использовалась как демонстрирующая, что я считаю нравственность делом безразличным в Теософическом Обществе. Ничто не может быть дальше от истины. Это как вырвать из Библии высказывание «нет Бога», что будет буквально верной цитатой, но в таком виде будет передавать ложь. Ради тех многих хороших людей, которые были подавлены ложным толкованием моих слов, я перепечатываю эту статью.

Основа Теософического Общества — признание братства, и ничто не должно к этому добавляться в качестве условия приёма, ни к отверганию его в качестве основания для исключения. Т.О. существует, чтобы распространять это признание, и принимает в члены только тех, кто желает помогать в распространении. Лишь те, кто отвергают это условия, кто отрицают братство, должны исключаться. И исключение — не наказание за проступок, а неизбежный результат того, что они бросили цель, ради продвижения которой вступали.

Я глубоко убеждена, что духовное общество не может, не совершив тем самоубийства, изгонять грешника вместо того, чтобы стремиться его спасти, и что у него не может быть морального кодекса, навязываемого членам под угрозой наказания. И это основывается не просто на здравом смысле, как у домохозяина из притчи Христа (см. от Матфея XIII, 28–29), утверждавшего, что выпалывая плевелы, как бы не выполоть и пшеницу, а на более глубоком принципе, что мы хранители наших младших братьев, что зло не уничтожить злом, что закон Моисея может быть необходим для поддержки государства, но Дух Будды и Христа — сама жизнь духовного Общества; что помогать слабым — долг сильных; и что грешник может быть спасён сообществом добрых, но никогда — изгнанием из него. Как посланница Белой Ложи я должна провозглашать её вечный принцип «Любовь есть исполнение Закона» и действовать по нему.

Анни Безант

Перевод K.Z.