Этим воспоминанием мне хотелось бы отдать честь тем малоизвестным людям, чья жизнь была посвящена теософии. После революции, когда Теософическое Общество было разогнано, многие из его членов разделили судьбу заключенных за инакомыслие. Некоторые, очень немногие, избегли этой участи, единицы выжили и вернулись из заключения. Их имена, их судьбы достойны памяти потомков, ибо они сохранили в своих сердцах свет того учения, которому служили и который помог им принять тяжелейшие испытания, которые, однако, не сломили их воли, их Духа. Испытание огнем они мужественно вынесли и, насколько возможно, сумели передать те знания и, даже скорее, ту устремленность к ним, которая была свойственна им самим. Во всех своих метаниях и заблуждениях Россия оставалась и будет оставаться страной Духоискательства, и это залог той вечной жизни, в которой, рано или поздно, обретается свет Истины.

Жизнь сталкивала меня с теософами в разное время и при разных обстоятельствах, и потому мои воспоминания несколько сумбурны и непоследовательны, но такова была и сама внешняя картина жизни. Я подчеркиваю — «внешняя», потому что внутренние законы, как, например, закон подобия — «подобное притягивает к себе подобное» — руководят судьбой, и интерес к какой-то стороне непременно притягивает близкие обстоятельства

Мне повезло с момента моего рождения, так как моя бабушка, Слободинская София Александровна, 1870 г.р., жила в Киеве и была теософом. Она вела кружок, изучавший труды Е. П. Блаватской, А. Безант, Ч. Ледбитера и других в начале 1900-х годов. По воспоминаниям моей матери, Слободинской Нины Конрадовны, это была очень одаренная, увлеченная женщина, которая притягивала к теософическому движению всех своих близких и знакомых. Конечно же, разделял интересы Софии Александровны и её муж, мой дед Конрад Владимирович Слободинский. Поначалу он увлекался спиритическими сеансами, затем серьезно занялся теософией. Пытался изучать санскрит, помогал переводить Бхагавад-Гиту, стихи Рабиндраната Тагора, собирался в Адьяр, но обстоятельства ему помешали. После революции как чуждый элемент, имевший несовместимые взгляды, он был арестован и погиб в Ташкенте, в тюрьме в 20-х годах. Жена его, София Александровна, умерла на Кавказе в 1927 г. Похоронена, по ее просьбе, на вершине горы, на месте, где была маленькая колония теософов.

Усов Александр Александрович, родной брат Софии Александровны, 1872—1941. Детский писатель, путешественник. Писал рассказы о животных под псевдонимом Чеглок. Дважды обошел вокруг света вместе со своим другом, разделявшим его теософические идеи, художником-анималистом Ватагиным Василием Васильевичем. В 1905 году участвовал в революционном движении в городе Сочи, затем жил за границей. Был дружен с А.А. Луначарским, будущим наркомом просвещения, на которого оказывал влияние. В 1914—1915 годах вместе с единомышленниками основал на Кавказе маленький теософический ашрам в Лазаревской, близ города Сочи. Пытался построить в местечке Гуарек храм Солнца в виде звезды, где через систему зеркал солнечный свет был целый день в каждом помещении.

По вечерам теософы разжигали костер на берегу моря, читали стихи, медитировали, обсуждали проблемы. В числе побывавших в этом ашраме был и Максимилиан Волошин, известный поэт, увлекавшийся антропософией. В конце 30-х годов, когда Луначарского не стало, Усова арестовали, выслали в Сибирь на поселение. В 1941 году он ушел из дома, чтобы умереть на свободе, и не вернулся.

В числе русских теософов хотелось бы упомянуть и хорошую знакомую Максимилиана Волошина, поэтессу Аделаиду Герцык-Жуковскую, жившую в Крыму, в Судаке. Я слышал о ней очень много от ее сына. Это была очень мужественная женщина. Побывав в застенках, она написала воспоминания, ходящие в рукописях, — «Подвальные очерки». Очень тонкое психологическое наблюдение над невинными людьми, попавшими в тюрьму за дворянское происхождение либо за религиозные и иные убеждения. Можно судить об этих очерках по названию серии, посвященной тюрьме — «Санаторий Душ». Аделаида Герцык-Жуковская увидела, как невыносимые условия изменяли психику людей, как они преображались. Исчезало обыденное, внешняя мишура, и в людях проявлялись необыкновенно глубокие, благородные черты. Исчезала вражда меж старыми противниками, связанными одной участью. Близость смерти примиряла со многим, заставляла по-новому оценить жизнь, красоту. Люди, которые в обычной жизни были незаметными, охваченными эгоизмом, вдруг, попав в тюрьму, превращались в героев, проявляли чуткость и глубину, взаимопонимание и мудрость. Я надеюсь, что когда-нибудь эти очерки увидят свет. В них — героизм самой Аделаиды Герцык-Жуковской, сумевшей трансформировать тяжелейшие испытания в урок, который она смогла выучить, не озлобившись.

Столь же интересна личность ее сестры, Евгении Казимировны Герцык. Она тоже разделяла теософические взгляды, была тончайшим исследователем творчества Эдгара По, дружила с известным русским философом Бердяевым, другим философом — Николаем Онуфриевичем Лосским, который развивал учение Бергсона. Муж Аделаиды Герцык, Дмитрий Жуковский, также имел отношение к духовному движению в России конца XIX — начала XX века. Его дядя, Жуковский, был дружен с поэтом Андреем Белым, известным русским антропософом. Они вместе принимали участие в создании усадьбы в Крыму, которая и сейчас называется его именем — Жуковка, и в растениях парка пытались заложить оккультную символику. Скульптура парка создана известным скульптором Матвеевым и сохранена до настоящего времени. Парк разбит вблизи развалин древнего храма, и его атмосфера наполнена медитативной тишиной, возвышенными мыслеобразами и плеском моря. В Крыму трудно найти более красивое место, где так сосредоточены красота и мудрость. Пожалуй, еще одно подобное место есть в Коктебеле, рядом с усадьбой Волошина, на месте бывшего вулкана.

Однако, позвольте вернуться к другим деятелям теософического движения. Сын Софии Александровны Слободинской, Леонид Конрадович, 1900 г. рождения. Принимал участие в «Ордене Звезды на Востоке», «детской ложе» — движении духовных рыцарей и «пажей». Если не ошибаюсь, название этого рыцарского общества было «Золотая цепь» или «Звено золотой цепи». Теософические идеи постоянно присутствовали в жизни Леонида Слободинского. Он был агрономом и еще — вел дневник своей жизни. Поскольку атмосфера, в которой он находился, не исключала доносов, то свой дневник он вел в символических рисунках, и отражением его участия в духовном движении «пажей» явилась форма щита, внутри которой находился рисунок. Я готов продемонстрировать эти дневники, где символика цвета и переживания очень гармонично связаны. К счастью, Леонид Слободинский избежал репрессий, хотя принимал активное участие в деятельности теософского центра в Лазаревке, который устраивал Усов (Чеглок).

В числе участников этого кружка была чета Обнорских: Алексей Николаевич, 1898 года рождения, и его жена, Ольга Борисовна. Алексей Николаевич принадлежал к старинному русскому дворянскому роду, был исключительно высокообразованным человеком, знал около 6 языков, очень глубоко интересовался философией и исповедовал теософические идеи. Обаятельный, всегда подтянутый, он всегда был окружен молодежью, которую и снабжал тогда запрещенными книгами по теософии. Сам переводил работы Джидду Кришнамурти, поддерживал связи между оставшимися в живых теософами Москвы, Ленинграда и других мест. В 1952 году был арестован за революционную пропаганду по доносу, и только смерть Сталина и последующая амнистия уберегли его от лагерей. Ольга Борисовна Обнорская — человек исключительных духовных качеств, писала стихи, рисовала, была необычайно сильным медиумом. Получала информацию путем телепатической связи с Учителями Востока, оформленную в поэтической рукописи «Сад Учителя». Скончалась в 1957 году. Интересно, что она предсказала с точностью дату своей смерти за несколько лет до того, как она случилась. Любопытно также, что ее дар предсказаний сбывался в отношении близких людей с изумительной точностью. Вокруг семейства Обнорских, живших в Ленинграде, всегда собирались бывшие теософы. Среди них следует назвать Ольгу Владимировну Енько. Удивительно светлый человек, всегда радостный, легкий и счастливый. Она помогала своему мужу в переводе на русский язык «Калевалы». Не расставалась с крестом из слоновой кости, увитым розами. С глубоким почтением упоминала о розенкрейцерском движении. Была близким другом Унковской, чье творение «Цвет — Звук — Число» было опубликовано Теософическим издательством в Петербурге.

В этом же кружке находилась Софья Факионовна Лесман. Вместе с мужем, скрипачом из камерного оркестра Ауэра, Иосифом Антоновичем Лесманом, состояла в Теософическом обществе. Дочь крупного греческого промышленника, жившего в России, она ушла из дома помогать голодающим в Поволжье. Испытала многие тяготы. Была другом и доверенным лицом Анны Алексеевны Каменской — председательницы Российского Теософического движения. После разгрома Теософического Общества и отъезда Каменской из России Софья Факионовна осталась вместо нее, хранила литературу, оказывала помощь нуждающимся, поддерживала связи между теософами. Была репрессирована и с мужем выслана в Алма-Ату, где муж создал музыкальную школу. Ученики его испытывали влияние теософических идей. По возвращении в Ленинград жила в маленькой темной комнате, одна. Муж и сын скончались. Она мало рассказывала о себе, боясь повторных репрессий, но даже одно ее присутствие в собраниях создавало атмосферу серьезности, глубины, мудрости. Удивительный человек, умевший завоевывать любовь окружающих людей. Всегда спокойная, в скромных одеждах, она не расставалась с аметистовыми бусами, подаренными ей Софьей Герье, также известным русским теософом. Она придавала большое значение сиреневому цвету этих камней, говорила, что они помогают ей ощутить связь с Великими Учителями, вдохновившими теософическое движение. В комнате ее на видном месте висели портреты Блаватской, Безант, Джинараджадасы, Ледбитера, Арунделя, Кришнамурти. Свою нелегкую судьбу Софья Лесман переносила с удивительной стойкостью, видя в ней проявление Кармы. Умерла она в 1970-х годах в доме престарелых.

К этому же кружку относилась семья Тимофеевских. Глава семьи, генерал санитарной службы, Павел Ильич Тимофеевский, Друг известного академика В. М. Бехтерева, занимал видное место среди членов Петербургского отделения Теософического Общества. Известны его публикации о духовной свободе человека, о бессмертии, выдержанные в традициях теософических взглядов. После революции он был репрессирован и отправлен в заключение, где и скончался в 1943 году. Дочь его, Екатерина Павловна Тимофеевская, находилась на поселении без тюремного заключения. Сын, Тимофей Павлович, подвергался притеснениям на работе как «сын врага народа», отказавшийся признать официально эту формулировку.

Катерина Павловна Тимофеевская — художник и поэт. Ее произведения не печатались, так как были религиозными по содержанию. К счастью, ее стихи сохранились в рукописях, и, возможно, когда-нибудь будут опубликованы [что впоследствии было сделано — ред.]. Героический пафос и удивительная искренность этих стихов говорят сами за себя. Основная идея их — преодоление себя и доверие к водительству Высших Сил. Если применим эпитет рыцаря к женщине, то это относится к Катерине Тимофеевской. Совершенная честность в мыслях, словах и поступках привлекала к ней тех, кто с ней сталкивался. Она скончалась в 1987 году. Ее нашли у постели стоящей на коленях. Голова лежала на стопке старых журналов «Вестник Теософии». На столике перед ней стоял портрет Учителя М.

Я мог бы еще привести имена людей, принадлежавших к теософическому движению, таких как Г.В. Шталь, О.В. Казина и другие, но, к сожалению, мало, что могу сказать о них самих.

Перехожу к Московской группе теософов, с которыми мне довелось сталкиваться, которых довелось видеть и слышать.

Ариадна Александровна Арендт — скульптор-анималист, потомок врача, лечившего Пушкина, великого русского поэта. Женщина, еще в молодости лишившаяся ног, но сохранившая удивительно стойкую волю и жизнерадостность. Она была дружна с Максом Волошиным, прониклась идеями и учением Живой Этики Рерихов. Дом ее всегда был раскрыт для молодежи, и библиотека была к услугам каждого интересующегося человека. Книги Блаватской, Рерихов, Р. Штейнера, переводы Кришнамурти, Рамачараки, оккультные произведения, романы Крыжановской (Рочестер) можно было найти у нее, несмотря на тяжелые времена. Ее инвалидность или слишком большая открытость защищали от репрессий ее саму и ее мужа, Анатолия Ивановича Григорьева, который был с ней рядом и служил ей до последнего своего дня. Ариадна Александровна жива до сих пор.

В числе московских теософов я встречался с удивительной женщиной, Евгенией Юльевной Дементьевой. Известный музыкант, она в старости сохранила очень ясный ум, занималась переводами Кришнамурти, писала стихи; одно ее стихотворение хотелось бы привести как пример образа мыслей этой женщины. В возрасте, близком к 90 годам, больная, со сломанным бедром, беспомощная, оглохшая и почти потерявшая зрение, она пишет следующее:

Все громче зов небес. Все глуше песня жизни.
Мечтаю, чтоб скорей пришел конец пути.
И шепчет кто-то мне в беззвучной укоризне:
«Пойми — пока живешь, нельзя желать уйти...

Не всё завершено. Обязанностей много.
Еще не обретен безмолвный мир души.
Пока не отойдут волненье и тревога —
Свою земную жизнь окончить не спеши.

Уходят только те, кто выполнил заданье,
Иль те, кто не сумел, не захотел дойти.
Прими, благословив, как дар, свои страданья,
Чтоб каждый новый день был шагом на Пути».

В теософских кругах было известно имя Коры Евгеньевны Антаровой. Будучи талантливой певицей, она имела какие-то удивительные видения, позволившие создать труд «Две жизни», где литературными средствами раскрывалась оккультная сторона работы Учителей; среди других персонажей присутствовал и образ Льва Толстого. Художественное произведение заключало в себе множество оккультных откровений, теософских идей.

Сергей Юлианович и Мария Александровна Антонюки. Поразительно умные, теплые люди. Были педагогами, и их преданность теософическому движению вдохновляла многих из их учеников. Сергей Антонюк, когда говорил на любимую тему, весь загорался, вдохновлялся. Седовласый человек, небольшого роста, он становился необычайно счастливым, и вы видели это преображение и не могли не ликовать вместе с ним, не могли не чувствовать себя тоже счастливыми оттого, что мир так разумен, что звезды излучают любовь, трава улыбается, все вокруг исполнено красоты и смысла. Своей радостностью он заставлял вспомнить Франциска Ассизского. Таков был этот человек.

Люси Михайловна Хубларова — еще один преданный теософии человек. Муж ее, Михаил, погиб в лагерях за те же религиозные убеждения. Когда я вспоминаю о ней, то прежде всего вижу ее бархатные армянские глаза, полные доброты и грусти. Она печатала много переводов и способствовала знакомству с теософическими произведениями. После гибели ее мужа у нее осталась огромная коллекция бабочек, и сама она казалась прекрасной южной бабочкой, полной гармонии и тихого служения истине, которая ей открылась.

Василий Васильевич Ефимов, профессор-физиолог. Исследовал связи с астральным планом. Выступал с лекциями, в которых отрицал старость, рассматривал ее как молодость и созревание души. Подчеркивал непрерывность эволюции, которую не может остановить смерть. Скрывал свои глубокие связи с теософическими идеями, но находил способы подтверждать их научными методами. Его очень любила слушать молодежь, а материалистически мыслящие чиновники от науки отвергали его идеи. Когда он приезжал к Обнорскому в Ленинград, беседы с ним затягивались до глубокой ночи. Человек с энциклопедическими знаниями, он выше всего ценил синтетический подход к жизни и считал теософию единственным движением, способным решить проблемы единства мира.

Можно вспомнить еще Евгения Александровича Зеленина, профессора математики, человека, влюбленного в Индию, сестер Чеховых, Татьяну Букрееву, написавшую труд «Восемь встреч с Учителем» и многих других, о которых я только слышал, но не имел счастья видеть.

Всех этих людей невозможно было не любить, нельзя было не восхищаться ими. Это были как бы искорки целой эпохи, учения, которое пришло одновременно из прошлого и из будущего, и, как семена, упавшие в землю, они способствуют великим всходам идеи единения людей, религий и философий.

Закончить я хочу фрагментом из стихов Дементьевой:

Не плачьте обо мне в томительном бессильи,
Желая удержать, когда мой час придет.
Поймите — смерти нет. Я расправляю крылья,
Что унесут меня в стремительный полет.

Рожденье, а не смерть... Спираль ведет всё круче.
Очередных витков я вижу смутный ряд.
И впереди, во мгле, невидимые кручи,
Когда уходишь ввысь, нельзя смотреть назад.

Но я люблю тебя, Земля моя родная,
И я вернусь к тебе, когда настанет срок,
Но скоро или нет — я этого не знаю...
Там времени уж нет, лишь вечности поток.

История теософического общества
Теософия в России — заглавная страница